ничего.
говорить не хочется. простуда и сопли. фу.
нужно сходить в душ и лечь спать. чтобы были силы выйти в выходные. чтобы завтра уйти к женечке - притворяться тыквой или ведьмой. нужно бы сообразить костюм, но нет сил даже погладить шмотки на работу.
и я иду в душ, выбираю платье на завтра. энд самсинс рон. всё равно.
теперь можно заплакать. всё время, пока я была на больничном, разрешала себе плакать только от боли. не от беспомощности. от беспомощности можно было уткнуться в подушку и засыпать. чтобы слюни текли на эту подушку. но не реветь.
и я снова на ногах. но это чувство - беспомощности - никуда не делось. теперь я могу сама открыть дверь шкафа, вымыть пол, вынести мусор, сходить в магазин. осталось только одно - поменять своё отношение к миру, к жизни, к людям.
которым я могу сказать лишь "спасибо". за то, что они были, научили меня хорошему и плохому. были рядом и были далеко. и когда были рядом, то были далеко. и наоборот.
я никогда не буду наоборот. я обещаю.
10 августа я попадаю в больницу. но никогда почему-то не говорю о том, что было до. а было страшное лето. и прекрасное - из-за всех поездок, из-за того, что я одурела от свободы и солнца. но не до конца. а надо было бы.
и страшное. каждое лето страшно по-своему. а это было особенно жутким. дай бог, чтобы ничего из той жути не осталось в памяти.
июль. ночь. я засыпаю на машкином диване в вологде. в чужой тёплой и доброй квартире. как хорош уют, созданный не нами, когда сделать свой не хватает терпения и сил. а у машки очень тепло, везде книги - стоят на полках, лежат на столе, на диване. телефон выскакивает у меня из рук. пахнет книгами и цветами. людьми, которые здесь живут и которые сюда приходят - такими же радостными и добрыми, как машка.
лето уходит, и начинается ноябрь - короткое чёрное пальто, шапка светки ежа, бек хансен и флэмин липс в наушниках.
- а я без плеера могу ходить, - говорит машка. - можно же идти и... мечтать.
- никогда не пробовала.
- попробуй.
мечтать. я научусь. я всему могу научиться.